Кортеж правительственных автомобилей прибыл на дачу в Серебряном Бору 27 апреля глубокой ночью. Сев во главе накрытого стола, Сталин потребовал показать именинника. Поднятого с кровати годовалого малыша стали передавать из рук в руки. Когда Костика взял на руки Иосиф Виссарионович, мальчик пустил струю. Присутствующие застыли в оцепенении. Разрядил обстановку хозяин дома, нарком легкой промышленности Константин Уханов: "Иосиф, ты святой человек, только тебя отметил мой сын”.

"Красный мэр”

Мы встретились с ним в Федерации кикбоксинга России, которую Константин Константинович сейчас возглавляет.

Я уже знала, что в юности он был неплохим боксером, а потом — отличным наставником, за что получил звание заслуженного тренера СССР. Более тридцати лет Чернов оттрубил в спорткомитете Москвы, восемнадцать лет был заместителем председателя.

Из папки он высыпал на стол ворох фотографий. Снимки будто сняты со стенда исторического музея: рабочие в фартуках поверх тулупов, похороны Горького, трибуна еще деревянного Мавзолея Ленина.

Почти на всех — моложавый мужчина с непослушными вихрами под кепкой.

— Отец, Константин Уханов, — объясняет собеседник. — Кроме фотографий мне о нем остался на память большой белый фарфоровый медведь. Будучи маленьким, я разбил подаренную маме французскую свинью. Она залилась слезами, начала меня ругать, отец вступился за меня, а на следующий день купил этого мишку.

Родители познакомились в Кисловодске. Уханов-старший приехал отдыхать в санаторий и в административном корпусе увидел девушку Таню редкой красоты: у мамы были огромные, магические глаза и греческий нос с едва заметной горбинкой. Отец стал настойчиво ухаживать за горянкой. Не остановило его и то, что у девушки был жених.

Константину Уханову всю жизнь приходилось преодолевать преграды. И если Татьяна закаляла характер, гарцуя на скакуне, Костя учился держать удар на баррикадах. В десять лет он остался сиротой. Чтобы выжить, пошел работать на производство, помогал подпольщикам распространять листовки. За революционную деятельность не раз подвергался арестам. Не скулил, оказавшись в сырых тюремных подвалах. Не спасовал, возглавив во времена НЭПа завод "Динамо”, первым из хозяйственников создал при производстве ясли, детский сад, хлебопекарню, обувную мастерскую. Сшил бесплатно по паре ботинок всем 800 рабочим.

Став председателем исполкома Моссовета, Константин Уханов услышал от Сталина на XV съезде партии не свойственную вождю похвалу: "Бывший металлист неплохо справляется с обязанностями "красного мэра”.

Уханов был прирожденным лидером. Стоит ли удивляться, что, влюбившись в юную Татьяну, он настоял, чтобы девушка оставила Кисловодск и перебралась в Москву. И это несмотря на то, что в столице у него была семья: больная жена и двое взрослых детей — Борис и Вера.

— Отец с матерью очень любили друг друга. Разводиться в то время партийцам было нельзя. Родители стали жить на даче в Серебряном Бору. Мама формально числилась на работе в Центральном аппарате партии, но на службе не появлялась, занималась в основном домом. К ним за город частенько наведывались гости. Каждые выходные приезжал, например, Максим Горький. И не один, а всякий раз с новой молодой пассией. Мама была крайне этим недовольна. Но как женщина, выросшая на Кавказе, не перечила мужу. Отец же обожал беседовать с пролетарским писателем. На похоронах Горького Уханов нес гроб с его телом.

Вскоре лечивших писателя врачей — Плетнева, Левина, Казакова — обвинили в том, что они отравили "буревестника революции” шоколадными конфетами с ядовитой начинкой. В то время, когда с трибун слышались призывы об "окончательном искоренении всех врагов рабочего класса”, Татьяна поняла, что беременна.

Схватки у нее начались раньше положенного срока, ее срочно доставили в центральный роддом имени Грауэрмана, что стоял на Арбате. Мальчик родился слабеньким, семимесячным. Чтобы сын притянул к себе мощную энергетику отца, Таня решила дать малышу имя мужа. Так на даче в Серебряном Бору появился второй Константин. А когда малышу исполнился год, Сталин изъявил желание выпить за его здоровье.

— Маме позвонил отец: "Таня, организуй стол, чтобы все было на высшем уровне”. На даче в Серебряном Бору именитых гостей ждали к восьми вечера, но прикатили они только в два часа ночи. Маме пришлось поднимать меня с постели. Историю с обмоченными кителем и штанами Иосифа Виссарионовича вы уже знаете. Отец тогда отшутился, но, по рассказам мамы, вскоре у отца не осталось поводов веселиться.

Центр тяжести репрессий начал все более смещаться от "классовых врагов”, "буржуазной интеллигенции” к самой партии большевиков.

"Моей семьей стали "Трудовые резервы”

Константин Уханов перестал спать по ночам после ареста друга — начальника ГПУ Генриха Ягоды.

— За отцом приехали 21 мая 37-го. Три вооруженных оперативника зашли в дом, старший по званию, не представившись, выпалил: "Вы должны поехать вместе с нами”. Отец садиться с ними в машину отказался. Воронок тронулся с места, отец поехал следом на собственном итальянском автомобиле. И пропал. Вскоре мать узнала, что отца арестовали по делу "резервного центра правых”.

Не прошло и трех дней, как в дом Ухановых прикатила с обыском опергруппа. Гостившие у Татьяны подруги сделали замечания развязным сотрудникам. И услышали, как один из оперативников обратился к коллеге: "У тебя есть лишние бланки? Давай заполняй и на этих двух!”

— Маму кинули в лагеря в Средней Азии, одна из ее подруг оттрубила в ГУЛАГе 5 лет, другая — 7. Вот такой был садизм.

Пустили по арестантской тропе старшего сына Константина Уханова — Бориса. Молодого человека арестовали прямо из аудитории академии имени Фрунзе. Попал в тюрьму и отец Татьяны — могучий человек под два метра ростом. Через год он умер в лагере от голода.

— Все близкие и дальние родственники отца оказались за колючей проволокой. Моя сводная сестра Вера в 18 лет вышла замуж, сменила фамилию и местожительство, ее просто не нашли. Ее муж — человек блестящего ума — вынужден был бросить работу в институте и устроиться в мастерскую на рынке лудить чайники и заправлять керосинки. Они жили на квартире, без прописки.

Трехлетнего Костика сначала взяла к себе повариха. Потом "сын врага народа” попал в детдом в Подмосковье. Едва подрос, бежал из казенного дома, жил то у одного приятеля, то у другого.

— Был бандитом, на год попал в колонию за кражу. У меня был напарник Макс, мы трамвай проходили вместе: 3—4 кошелька — наши. Голодали, промышляли и на рынке.

Когда Косте было 12 лет, его нашли ссыльные люди, вернувшиеся с Колымы. Они передали мальчику небольшую сумму денег и записку от мамы, которую он абсолютно не помнил.

— Я мог сгинуть в тюрьме, но мамина любовь спасла меня. Получив от нее весточку, я пошел учиться в ремесленное училище на печатника. А однажды со знакомыми ребятами оказался в боксерском зале.

На ринге он был быстрым, моторным, этим и приглянулся тренеру. Однако вскоре выяснилось, что новичок промышляет кражами на базаре.

— Помню, тренер выставил меня перед всеми на тренировке и сказал: "Этот парень нас позорит. У бабушек вытаскивает из карманов кошельки”. Он поставил мне ультиматум: "Или ты заканчиваешь воровать или уходи”. Во мне не было заложено уголовного чувства, с того дня я порвал с блатным миром, не украл больше ни одной вещи, ни одной копейки. Моей семьей стали "Трудовые резервы”.

Старшие ребята, кто учился в техникумах, приносили худющему новичку оставшиеся от обедов булочки, плавленые сырки. Один из спортсменов вырос из красивых боксерских трусов, и они перешли к подростку Чернову.

— У нас была семья, все стояли друг за друга горой. Однажды в общежитии ремесленного училища меня, первокурсника, "деды” сильно поколотили. Увидев мои синяки, разом поднялась вся наша спортивная секция, устроили расправу над "старичками” прямо во дворе ремесленного училища — и все издевательства надо мной прекратились.

Спортсмены все были сплошь безотцовщина. Тренер — Борис Николаевич Греков — стал для ребят наставником, другом, отцом. Узнав, что многие из боксеров не умеют плавать, он стал возить их за город, на озеро. В боксерском мире ходили легенды о походах Грекова с учениками в мраморный зал Сандунов и его знаменитых послебанных чаепитиях. За провинность он наказывал подопечных своеобразно: требовал подтянуться 20 раз.

— Тренер стал для меня самым близким человеком в жизни. Помню, проходило первенство московского городского совета среди мальчиков 12—13 лет. Я провел 4 боя, три выиграл, а в финале проиграл. Сидел в раздевалке, размазывал слезы по лицу. Подошел Борис Николаевич, сказал: "Плакать не надо, надо тренироваться!” Эти слова стали моим девизом на долгие годы. Наставник терпеливо учил нас двигаться на ринге и думать. С каждым спортсменом он работал индивидуально, был требовательным, но никогда не повышал на нас голос. Однажды я выиграл всесоюзный турнир, ходил пижоном, а на следующих соревнованиях пропустил удар, упал на колени. Слышу голос Бориса Николаевича: "Костя, встань, простудишься! Холодно на полу”. Я вскочил, как будто меня током ударило. Греков научил меня терпеть, и не только меня. Он, может быть, не всех сделал великими боксерами, но то, что он многих сделал настоящими людьми, — это так.

"Не запятнай имени отца!”

Став мастером спорта, он отслужил в армии, вступил в партию. После работы в типографии спешил в спортивный зал, продолжал успешно боксировать.

Весенним днем в 55–м году в дверь его комнаты в общаге тихо постучали. На пороге стояла седая женщина в тяжелых ботинках из свиной кожи и с деревянным чемоданом в руках.

Гостья выдохнула: "Здравствуй, сынок!” 21-летний Константин машинально ответил: "Здравствуйте, тетя!”. И женщина упала в обморок.

У Татьяны за плечами были лагеря в жгучих песках Средней Азии, Колымский тракт, баланда из мелкой рыбешки и почерневшей капусты, ватные брюки с номерами на левом колене, морозы такие, что прихватывало дыхание.

У Константина — детдом с затирухой из кукурузной муки, штаны с веревками вместо ремней, колония, финка, которую взрослые урки специально выточили для детской руки, счастливая встреча с тренером и спортивные победы.

— Нам пришлось заново узнавать друг друга. Мама поражалась: на шее у меня была такая же родинка, как у отца, я так же, как он, складывал руки, предпочитал его любимые блюда… Мы уже знали, что его расстреляли 26 октября 1937 года где-то в Подмосковье.

После того как 27 августа 1955 года военная коллегия Верховного суда СССР реабилитировала Константина Уханова, жена Микояна — Ашкен Лазаревна — помогла Татьяне получить небольшую квартиру.

— У мамы в "однушке” постоянно гостили друзья, которые с ней отбывали срок "на северах”. Они вспоминали пересылки, как "политических” на час сажали на корточки в сугроб при тридцатиградусном морозе, в жилых бараках были наледи на окнах, на стыках бревен — дорожки инея. В последние годы мама жила в поселке Ягодном, что стоял в 600 километрах от Магадана. На поселении она работала в магазине, продавала хлеб. Прошлая жизнь не отпускала ее. Часто она просыпалась затемно, ей казалось, что стучат молотком о рельс: объявляют лагерный подъем.

Мама поддерживала связь с Солженицыным. От гонораров за свои книги к праздникам он присылал ей денежные переводы.

До последних дней жизни у Татьяны на тумбочке у кровати стоял портрет мужа. Она просыпалась и засыпала, глядя на своего любимого Константина. Замуж Татьяна так и не вышла.

Работая в бюро райкома комсомола, а потом 12 лет депутатом районного совета, Константин-младший помнил слова мамы: "Не запятнай имени отца”.

И если карьера сына Уханова круто шла в гору, то личная жизнь Кости складывалась непросто. Судьба испытывала его трижды. Первой его женой была красавица-полячка. Прожили молодые вместе недолго. Вторая, гражданская жена родила Константину сына — Андрея. С его мамой отношения у Константина не сложились, брак так и не был зарегистрирован. И только в зрелом возрасте на юге, как когда-то его отец, Костя встретил свою вторую половинку — симпатичную гимнастку Тамару, которая была младше его на 13 лет. Третий его брак, в котором родилась дочь Вера, оказался счастливым.

Жизнь сделала виток. Так же, как Константин, который стал Черновым, его сын Андрей вынужден был взять фамилию мамы, став Исаевым. Но гены дедушки Уханова проявились вскоре и в нем. Закончив исторический факультет пединститута, он работал в профсоюзной газете, а ныне Андрей Исаев возглавляет Комитет Госдумы по труду и социальной политике, является первым заместителем секретаря партии "Единой России”.

Дочка Константина Константиновича пошла по стопам родителей. Закончив с отличием академию физической культуры, работала тренером, а потом стала самым молодым директором детско-юношеской спортивной школы. Недавно у Веры родился сын. Имя мальчику выбирать не пришлось. Его нарекли Костей.

* * *

В завершение нашей беседы Константин Константинович признался, почему старался не афишировать фамилию отца.

— Он же вместе со Сталиным и Кагановичем подписывал распоряжение Моссовета о сносе храма Христа Спасителя. Мама рассказывала, что отец страшно переживал, но вырваться из упряжи уже не мог. С первого раза храм взорвать не смогли, он устоял, доложив заряд, предприняли и вторую, и третью попытку. Сброшенный с храма крест не упал вниз, а застрял в арматуре… В общем, сплошная мистика. Мне одна провидица потом сказала, чтобы я реже упоминал имя своего отца. Из-за взрыва духовной святыни России нашу семью могут преследовать несчастья. Но я должен был повиниться. В том числе от имени отца.

Светлана Самоделова, "Московский комсомолец"